Не смотря ни на что...

И все-таки я залезла на лошадь.

Но без приключений не обошлось.... Решили доехать новым способом: на электричке до Крюково, потом на 131 маршрутке... Так вот, последнюю мы с Юлькой ждали час. То есть, 1 приехала через 20 минут, но проехал мимо. Замерзли как цуцики. Но на конюшне нас отпоили горяченьким и запустили в манеж.

На Кузьму лезла весело. Все-таки села. Прикольно..... Левая нога почти работает, но нагружать ее организм боится.

Бальзам попытался испугаться, но потом повернулся, понюхал мое левое колено и, поняв видимо, что на нем урод, решил не экспериментировать. Но в глазах читалось "отыграюсь позже.... за перетянутый левый повод (чтоб больной ногой по бортику не возил)...за возню в седле... за все-все-все....и за отсутствие морковки особенно...." Справимся! И с ногой, и с Кузей....



Самое удивительное, что тренер похоже нами довольна и сама удивляется прогрессу. Видимо, она - тот тренер, которому мы можем отдаться....

---

Я живой.... как это не странно...

Итак, я снова на работе. И страшно злой от сидения дома. Дело в том, что в прошлую пятницу, 09.02.2007, меня сбила машина. Повезло мне и машине. Напртив биофака МГУ, на мой зеленый и машинный красный я радостно пошел через дорогу, радуясь тому, что успеваю на тренировку. На крайней левой машина встала на зебре, чем вызвала мое недовольство, правда сугубо внутреннее... Как стало понятно чуть позже, именно с этим авто и соревновался мой джигит... Машины стоят, люди начинают переходить дорогу, ну и я вместе с ними... И вдруг понимаю, что еду! То есть сначала чувствую удар под коленку, понимаю, что на ногах стою.... но скольжу по дороге.... Мысль только одна:"Падать нельзя! Колеса!" . Джигит за рулем похоже закрыл глаза, не тормозил.... но и не ускорился.... Я все-таки упала, но на капот... Небо в глазах, под спиной - железо... мысль все та же "Не падать!". Перекат влево был одновременно с поворотом руля вправо - меня снесло на дорогу и благодаря скользкой куртке унесло по льду на встречную полосу. Джигит затормозил около остановки 34 тролейбуса. Вылез, оглянулся, увидел, что я начинаю вставать.... и смылся!

Честно говоря, поразили две вещи: ощущение времени и его реальное течение (хотя в принципе штука весьма знакомая после работы с каскадерами, но все же...) и реакция прохожих на проишедшее. Нет, если бы я разлеглась поперек дороги и сымитировала обморок, мож быть кто и пошевелился... Но тут... я встал, отряхнулся...дошел до остановки... и только один мужик спросил:"Жива?"... хотя это было абсолютно праздное любопытство...

Домой доехал хромая и матерясь... Ждала огромного синяка в пол-ноги...а там под коленкой где-то 3х7 см и даже без отека! Из приколов: под правой лопаткой - отпечаток дворника....

Итог: растяжение связки на левом колене, на тушке 2 синяка (под коленкой и под лопаткой), нет 3...4... обнаружены еще один на локте и один на заднице..., видимо легкий сотряс - наутро голова болела.... Вроде все. Нет, еще потертость на куртке - на локте. Ну и массовый исход всех вещей в стиральную машину.

Так что я живой и неадекватный как всегда.

Хочу в ДомЖур на занятия! Ездить смогу точно, вот кто бы подсадил на Кузю....(Юлька, это намек!)

@музыка: траурный марш

@настроение: веселое... но окружающим от этого только хуже

---

новый тренер и новая конюшня

Вчера приобрели новый опыт и впечатления. Место - Дом Журналистов, тренер - Надежда Васильевна. Судя по возрасту, училась она при глубоком СССР и старая школа сказывается....

Как же нас с Юлькой надо было не избаловать, если элементарное ожидание нас тренером и отсутствие необходимости самим седлать и вести лошадь до манежа, показались сказкой!

А уж фразы "Переодевайтесь, я за вами зайду..." и "Пойдемте на конюшню, познакомитесь с лошадьми..." вдруг удивили до полного не могу.

Манеж маленький, как в Победе, но еще и отапливаемый небольшой печкой. Без тренера на лошадь не садимся. А когда Надежда Васильевна начала выяснять наш рост для подгонки стремян.... и усадив нас в седло, сама их подогнала.... нет, нас совсем не избаловали...

Основная тренерская манера - хвалить за правильное. Не получилось, остановились и выслушали объяснение. Понравилось. Нет заморочек на тему времени, бедных лошадок и садистов-тупиц-учеников.... Ты пришел учиться и учишься.

Юльку взяли на корду и все занятие гоняли на посадку. Со мной обошлось. Потрясающее ощущение собственного полного неумения, но при этом нет идеи о бездарости и идиотизме самого себя...

В общем понравилось однозначно...

---

Долгожданное четвертая сказка Вьетнама...

Сегодня получила еще одну сказку..... Четвертую...





«-Кузьмич, а ты в джунглях когда-нибудь был?

-В джунглях? Неее… Никогда не был.

-А там интересно…»

Из фильма «Охота на пиранью».



«…Неба откуси – и испей до дна

Чашу посвященья в островитяне…»

Олег Медведев



В этом Краю никогда не бывает по-настоящему холодно. Безусловно, здесь случаются дожди. И даже тайфуны. И временами дуют порывистые ветра. Здесь есть период года, в котором сейчас живу я – когда существенно холоднее, чем весной и летом. То есть градусов 28-30-35. Сезон дождей…

Только в этом году всё аномальным образом не так, как обычно. Середина ноября, но дни стоят солнечные и тёплые. Иногда набегают некие инфернальные облака, встающие из-за гор и расползающиеся по небу, но дождь из них принципиально не падает. Уже неделю. Может быть, где-то он непременно из них падает. Но окружённый старыми лесистыми горами залив Нячанг остаётся вне зоны покрытия дождём. И мне это нравится. Ибо дни светлые, а вода в Океане прозрачна. Ивана я вижу на рифах метров с десяти – по горизонтали.

Тем не менее, люди знающие постоянно говорят о том, что скоро это благолепие кончится и по улицам потекут реки мутной жижи, закипая под нескончаемыми тугими струями, связующими мокрое небо и землю. А я наслаждаюсь теплом и прозрачностью утренних небес над близкими горами. И не хочу даже настраиваться на мысли об окончательном приходе долгих зимних дождей. Мне хорошо в этом аномально солнечном настоящем.

Здесь очень своеобразно устроена архитектура. Дома имеют открытый первый этаж, передняя стенка из плотных жалюзи просто опускается на ночь. Ты можешь заехать на рецепшен отеля прямо с улицы. На грузовичке… если потолок высокий. И остановиться прямо у стойки дежурного, чтобы, не вылезая из кабины, поменять доллары на тонго. А сам дежурный при этом сидит на диване у стены, вытянув босые ноги, и ждёт, когда стихнет твой двигатель. А потом можно выехать задним ходом на улицу. На которой всё рядом: когда мы жили в гостинице в головном комплексе тропцентра, мой путь от кровати до салона сотовой связи занимал 35 шагов. Надо было выйти из комнаты, пройти веранду, выйти за ворота, перейти улицу и войти в салон. Теперь мы живём несколько на отшибе, зато на уютной вилле. Сейчас ночь, над столом горит лампа в плетёном фиолетовом абажуре, дверь открыта и с улицы доносятся негромкие звенящие трели насекомых и летучих мышей. С кухни вальяжно поёт свои песни геккон: «чив-чив-чив-чив…» Неподалёку играет тихая музыка. Здесь любят включать музыку с приходом темноты.

Этот город компактен. Пройдя сотню метров по улице, ты минуешь три кафе, несколько магазинов и интернет-салон. Местные жители не высоки ростом и живут в своём масштабе пространства. Для нас, белых и больших, оно выглядит просто густо заполненным, но достаточно аккуратным и рациональным. Удобным. Не приходится далеко ходить. Но местные всё равно редко ходят – они ездят. Я до сих пор неоднозначно воспринимаю наездниц в матерчатых масках. С одной стороны, это правильно – ехать с открытым лицом в потоке, где каждый коптит глушителем, неприятно, ибо нечем дышать. И нос забивается выхлопами, и кожа портится. И перчатки почти до плеч, которые носят мотобайкерши, спасают от того же. И всё же иногда накатывает ощущение, что в городе эпидемия. Или что здесь резко возобладало ортодоксальное мусульманство.

На мотобайках ездят почти все, тротуары пустынны. Ездят иногда целыми семьями, укутав детям лица прозрачными сетками. Дети здесь микроскопические. В крайнем случае, ездят на велосипедах – например, школьники. Утренние школьницы в белых шёлковых одеждах часто ездят парами, держась за руки. Люди переговариваются в движении. А когда стремительно наступает ночь, над ярко освещённым полотном шоссе рассекают воздух широкими крыльями летучие мыши.

И ещё одна удивительная черта этого прибрежного мира открылась мне буквально вчера, когда мы возвращались от острова Мунг по ветреному морю. Здесь нет чаек. Совсем нет. Ни единой белой птицы над всем этим водным пространством. Пока что я не совсем понимаю причину, ибо жизнь кипит здесь повсюду, и на суше, и в море. А вот чаек нет. Может быть, здесь популярны их яйца? Или, по некой вьетнамской традиции, чаек просто не должно быть, ибо считается очень неприлично, когда они есть?

Кстати, о приличиях. Здешнее общество крайне консервативно в традициях и негласных норм поведения очень много. Например, в брак здесь вступают не раньше, чем в 35 лет. Позавчера мы всем тропцентром (русским колониальным гарнизоном) отправились на свадьбу к одному из офицеров вьетнамской стороны. Праздник происходил в большом зале ресторана. На столы подавали только пиво. Никто, кроме официально приглашённых актёров, танцоров и тамады, не ходил по залу. Исключая, конечно, жениха с невестой и их родителей, перемещавшихся строгой стайкой между столами и сдержанно принимавших поздравления. Люди сидели группами за круглыми столиками и чинно трапезничали. На сцене выступали то певцы, то танцоры, то тамада. Ритуальные действия воспроизводились напряжённо и чётко. Весь праздник занял всего 2 часа – и столь же чинно разошлись. И никакого мордобоя, никаких тебе криков «горько»… и никаких поцелуев невесты. Даже женихом. Правда, платье она меняла 5 раз, но это такая вьетнамская традиция.

Обычно, чтобы вечерком почувствовать себя легко и раскованно, и поговорить с разными людьми, мы отправляемся в русский ресторан к Валере. Там собираются линсо – белые. Для вьетнамцев мы, белые, все примерно на одно «линсо». Но мы-то знаем, что все мы разные, смотря кто откуда приехал. Например, каждый вечер у Валеры пьёт пиво сухощавый парень лет сорока, выгоревший жилистый блондин с очень интересными глазами в складках морщин – Айлен, или Олень, как мы его иногда зовём. Он француз, профессиональный наёмник, недавно воевал в Ливане. И прежде тоже воевал в Ливане. А теперь женат на вьетнамке, языка друг друга они не понимают, зато всё время ругаются. И живёт он где-то далеко, но каждый вечер приезжает сюда, в Нха-Транг, чтобы попить пива и с народом пообщаться. Есть другие его коллеги, но не столь интересные. Айлен – он душевный, с ним интересно разговаривать.

Время от времени заваливается толпа англоговорящей молодёжи – тоже пива попить и погалдеть… каждый о своём, на разных диалектах, но громко и задорно. Они приходят уже слегка датые, а потом уползают в Салинг-Клаб уже совсем хорошие, весёлые и осоловевшие, «пасхальные» и довольные… Иногда подкатывает Маринэлла – сухощавая и смуглая хозяйка итальянского ресторана – подкатывает на открытом джипе-виллисе, сидя в потёртом командирском кресле прямо поверх бензобака. Такие виллисы здесь в ходу у линсо, я уже штук пять насчитал. Захаживают разные американцы, бельгийцы, даже немцы, но с ними скучно. А так вся тусовка гудит с вечера в ночь, и всегда есть о чём поговорить.

Я расскажу тебе о манграх. Я давно хотел рассказать тебе именно о манграх… Это совсем другой мир – на длинных гнутых корнях, уходящих в солёный органический ил. Мангровые заросли стоят над линией берега. Когда приходит полная вода, она скрывает их ветвистые корни едва на 20 сантиметров. И этого вполне хватает для полномасштабного праздника жизни тех существ, коими пересыщены межмангровые и подмангровые пространства. На ветвях корней плотными колониями сидят двустворчатые моллюски-митилиды с волнисто изогнутым краем раковины. Когда приходит вода, они эти раковины открывают и выпускают разноцветные края нежных мантий. У самого основания корни облюбовали раки-отшельники в длинных витых ракушечках, сидят стайками среди меха корневых волосков и ждут своего рачьего счастья, которое тоже начнётся в прилив. Другие отшельники стаями разбросаны по берегу вблизи корней, их здесь сотни тысяч. Впрочем, среди отшельников попадаются и те самые брюхоногие моллюски, у которых они наследуют раковины. Эти стремительные в манерах улитки тоже живут здесь.

И, наконец, практически сливаясь с крупным песком, здесь притаились мириады мелких брюхоножек в округлых витых раковинках – вот это настоящее буйство красок! Если набрать горсть с площади в ладонь, двух одинаковых не будет, настолько по-разному они пёстрые. А выше всех гордо восседают на красноватых корнях илистые прыгуны – смешные рыбки с большими выпученными глазами, запросто способные дышать воздухом. Когда они чувствуют опасность, то начинают убегать, быстро отталкиваясь длинным хвостом и грудными плавниками. При этом они падают на землю и ползают среди корней настолько юрко, что их практически невозможно поймать руками.

И ещё где-то в зарослях отчаянно щёлкают охотничьими клешнями креветки-альфеиды: глушат добычу. У этих адских тварей есть такая специальная клешня – очень большая по сравнению с остальным телом… Этой клешнёй они способны издать под водой щелчёк, от которого рыба глохнет. На суше они тоже щёлкают, поскольку охотятся непрерывно, и звук получается как от резко раздавленного тугого полиэтиленового шарика.

С приливом приходят тропические рыбки и голубые крабы-портуниды. Эти крабы неплохо плавают, резво бегают, расправив клешни… и столь же замечательно и быстро закапываются в песок… когда стремятся вежливо изобразить, что их напугали. Я сперва даже поверил этому зеленоватому монстрику с длинными и острыми голубыми клешнями. И попытался его отрыть, а потом поймать, привычно накрыв рукой и прижав пальцами клешни к телу. Раскопать его вышло очень быстро, а вот поймать… Совершив несколько изящных балетных пируэтов вокруг меня под водой, честно давая понять агрессивную позицию своей защиты, краб наконец позволил поднести к себе руку. Сбросить его с пальца оказалось трудно и больно, шрам остался резаный, тонкий и глубокий. А краб улетел кубарем в мангры – охотиться дальше.

На самом деле, литораль перед мангровыми кустами очень широкая и покрыта регулярными посадками молодой поросли. Всю эту красоту здесь возделывают искусственно, но живёт она по своим законам. И вот на этой широкой полосе заиленного песка, среди невысоких стебельков, увенчанными сверху розетками жёстких листьев, кипит на отливе совершенно уникальная жизнь. Здесь свои хозяева – норные манящие крабы. Это некрупные шустрые существа, стремительно перебегающие по влажному песку от норы к норе в поисках падали, оставленной отливом. Их панцирь бывает синим, фиолетовым, нежно-розовым, но правая клешня – большая и острая – всегда имеет ярко-оранжевый цвет. Глаза у них на тонких стебельках. Когда краб появляется из норы, сперва оттуда высовываются глаза и правая клешня. Так он может провести довольно много времени, озирая безопасность окрестностей, а затем вываливается целиком и, стремительными короткими перебежками, ищет добычу… Поймать такого разбойника можно только при помощи водолазного ножа, но не в честной схватке, а лишь откопав из глубокой норы.

Впрочем, копать нам пришлось много. Поскольку нашей задачей был отбор проб макрозообентоса в том числе. И шли мы, отгоняемые приливом, снизу-вверх по этому светлому полю мангровой поросли, и втыкали в грунт железную рамку, и выкапывали затем из этой рамки песок вместе со всеми обитателями… А потом размывали этот грунт вёдрами на сита, отлавливая прямо на ситах очумевших от выкапывания крабов. Они-то уже приготовились переждать прилив на дне своих нор, а тут на тебе – двое русских учёных с биологическими работами… Слегка чумеющих на ходу от жары.

Я совсем забыл упомянуть, что на мангровом берегу очень жарко и влажно. Когда мы высадились сюда первый раз, приплыв с пароходика на утлой нестойкой лодочке, ведомой вьетнамским рыбаком… Позволю себе в этом месте отвлечься на рыбака и прочее. Дело в том, что большая часть акватории залива на острове Че, в глубине которого растут мангры, покрыта плавучими фермами. Здесь в квадратных вертикальных садках, спускающихся до самого дна, выращивают лангустов. На поверхности воды садки закреплены на рамы, опирающиеся на синие пластиковые понтоны. Здесь же, прямо на рамах, стоят навесы и даже небольшие домики, в которых живут рабочие-ныряльщики. Эти специальные люди заботятся о лангустах: наблюдают за их жизнью, кормят их, отлавливают на продажу… Жизнь кипит и ночью, и днём. По ночам включают яркие прожектора и плавучий посёлок заливается ярким светом. Зрелище воистину инфернальное. Особенно если учесть, что свет направлен в воду для привлечения рыбы – надо же чем-то кормить лангустов. Пока мы плыли на пароходике между фермами, видели множество ныряльщиков в допотопных, чуть ли не чешуйчатых гидрокостюмах и железных масках – это простые крестьяне моря, рыбаки и пастухи в одном лице.

И вот дошли мы до крайней фермы, пришвартовались, до берега ещё метров триста… И плыть туда решительно не на чем. Можно, конечно, доплыть на ластах, своим ходом, но надо тащить за собой баки с банками и пробоотборниками, пакеты для грунта и прочую неудобную мелочь… что весьма неудобно, ибо тащить придётся далеко и малым ходом… по тёплой воде. А тут как раз появляется рыбачок – классический: худенький, в синей рубашечке и чёрных закатанных штанах, увенчанный треугольным соломенным шлемом и страшно довольный тем, что надо нам на берег. И требует это адское би-ба-бо с нас за перевозку 50 000 тонго. Что, в принципе, за такую работу очень много. За такие деньги можно в приличном кафе пять раз съесть полную тарелку риса, присыпанную сверху кусочками курицы, свинины, капусты квашеной и даже маленькими фаршированными каракатицами. Или можно семь раз попить в другом кафе ледяного чаю «липтон» с лаймой и гранитом. А это чудище хочет, чтобы мы ему всю перечисленную роскошь обеспечили за дорогу туда и обратно… Тоже мне, Харон обнаружился.

Несколько раздражённые жарой и наглостью переводчика, мы с Иваном, затянутые до пояса в тёплые гидрокостюмы, попросили Алексея объяснить капитану, что проще будет дать этому би-ба-бо по мозгам… один раз… и, тупо заклеив на всё скочем, как Жанна Фриске, взять его лодку. А потом, конечно, вернуть. Если не снизит цену. В ответ, после долгой нерешительной паузы, цена упала до сорока тысяч. Но это же всё равно чистый грабёж! Однако, смягчившись, мы перешли к другой маркетинговой стратегии. В частности, Иван легко объяснил перевозчику по-русски, что именно наша страна спасла его страну от жестокого американского ига, попиравшего кованным сапогом империализма свободы честных вьетнамских рыбаков с их лодками. Поэтому больше десяти тысяч би-ба-бо от нас не получит. Далее наконец вмешалась сопровождавшая нас вьетнамская коллега – мадам Ха: примерно полтора метра устремлённого усердия и русский университет за плечами. Она, опасаясь за судьбу рыбака, объяснила ему многое. Наверное, даже больше, чем надо… и сторговались мы на 20 000 – за путь в оба конца.

В лодке разместились четверо: сам перевозчик с веслом, мадам Ха в своей белой панаме, Алексей с веслом и я, грешный. И гребли мы посменно до этих мангр минут 20, ибо одному морскому чёрту ведомо, как этот би-ба-бо со своей лодкой управляется, чтобы она не перевернулась. А вот в зарослях… Никогда не думал я прежде, что вода может быть такой горячей – градусов 40, не меньше, руки чуть не обжигает. И ощущение создаётся, что и листья горячие над головой, и корни вокруг… почти раскалённые от жары плывущей и яркого солнца. Мы-то с Алексеем пробы свои брали, мадам Ха нас фотографировала, как умела – но иногда удачно, а вот перевозчик пошёл краба ловить… адского плавунца-портуниду, поскольку ощущался прилив. И ведь поймал, зараза, и нам приволок – стоит, улыбается, краба за спинку держит. Отсняли мы этого краба, и вьетнамца самого засняли, как он довольно улыбался, и сами мангры во всех подробностях сфотографировали… и пробы свои взяли. А потом, обнаружив чуть мористее крупных мангр россыпи мелких пёстрых моллюсков, решили обязательно вернуться сюда в другой день за макробентосом. Потому что его здесь много. На всякий случай, чтобы дома отснять эти ракушечки красиво, я пустился их собирать в банку. Так би-ба-бо, увидав, как я это делаю, тоже присел и нагрёб аккуратно горсточку – и тоже мне в банку ссыпал. Молча и с довольным видом. Всё таки чем-то нравятся мне эти люди, внимательные такие, аккуратные, хоть на вид и неряшливые – ничего лишнего, одежда и босые ноги.

Когда мы с Иваном пришли в эту бухту снова, за маробентосом, с нами был специальный водоплавательный таз. Заранее заготовленный для отправки на берег. Это такая особая круглая лодка примерно метр-восемьдесять в поперечнике. К ней весло прилагается. Отчаянные местные би-ба-бо на таких отправляются в путь между островами. Идёшь, бывало, на пароходике – легко и стремительно, и видишь на совершенно открытой акватории, вдали от берегов, такого путешественника, умостившегося скраешку своего таза и курочащего веслом воду. Что интересно, двигается такая лодка довольно хорошо. Только осторожно в ней перемещаться нужно, иначе перевернётся. Иван за весло уселся, я – на противоположный борт, для противовеса, загрузили таз банками и прочим барахлом, и поехали бентос копать. А би-ба-бо, прежде упомянутый, наверное смотрел нам в след со своей фермы, с грустью и непониманием. Потому что двигались мы очень быстро, анекдоты травили и хохотали так, что прилив начался.







а здесь лежат фотофакты из этих сказок

bekker.fotoplenka.ru

---

третье письмо....

…И только Солнце снова будило его, дыша в лицо,

кричало «Вставай - ведь такова твоя функция

во всех попутных Мирах, где горит моё колесо –

до поры, пока не вытек бензин!..»

Медведев



Я режу идеально отточенным ножом тушку кальмара на длинные дольки. В глубокой сковороде нехотя закипает кокосовое масло. Выкладываю готовые тушки в ряд на доске, беру из них первую и кидаю на сковородку, объятую снизу струями чистого оранжево-жёлтого пламени. Масло вспенивается и шипит всего миг, а затем вся сковорода вспыхивает столбом ослепительного рыжего пламени, уносящимся к потолку! Снимаю сковородку за ручку с плиты и спокойно держу на вытянутой руке, покуда метровый факел бушует, раскидывая масляные искры. Поджог виллы не входит в мои планы. Поэтому – пусть сперва прогорит масло, а я продолжу кулинарить после. И вот пламя успокаивается и тает, а на дне сковородки поблёскивает чуть съёжившаяся и побелевшая долька кальмара – пока не скрученная в спираль. Возможно, от ужаса. Кухня приняла меня. Можно работать дальше. Я беру по очереди остальные тушки и водружаю их к первой… И вот теперь, под быстрыми манипуляциями широкого ножа, заменяющего мне лопаточку, эти влажные полоски упругого мяса начинают изгибаться и скручиваться в спирали, превращаясь из товара с рынка во вкусную еду. В ход идут тонко осыпающиеся специи. Енот готовит обед.

На самом деле, здесь можно питаться и на улице – я уже писал об этом. Но, спустя несколько походов в кафе, где с тебя за одно и то же берут с каждым разом чуть больше денег, ты начинаешь испытывать потребность в самостоятельных кулинарных решениях. И отправляешься на рынок – ходить, смотреть и торговаться на пальцах, легко изъясняясь по-русски с прижимистыми торговками. А потом, вернувшись домой вдоль берега моря и насобирав симпатичных раковин в полосе прибоя, отправляешься колдовать на кухню.

Здешняя экзотика интересна, но несколько навязчива – по крайней мере, в туземном исполнении. Есть, к примеру, обширное кафе с плетёной мебелью и длинным извилистым бассейном, в котором скользят разноцветные карпы. Кафе именно обширное, но не просторное, поскольку столиков с плетёными креслами натыкано здесь повсюду и густо. Маленькие черногривые официантки в алых рубашках юрко скользят между ними, разнося подносы с напитками – ничем другим здесь не потчуют. Зато, отзавтракав в какой-нибудь забегаловке, где тебе насыплют риса на плоскую тарелку, а затем украсят его разными сортами мяса и рыбы на твой выбор, и за всё это возьмут примерно доллар… так вот, отзавтракав там, ты можешь прийти сюда и выпить чего-нибудь прохладного на фоне влажной утренней жары. Жёлтый жасминовый чай со льдом тебе приносят бесплатно, покуда ты выбираешь что-нибудь из длинного списка на вьетнамском языке. То есть выбирать ты можешь очень неторопливо, и всё это время тебе будут приносить стаканчики с ледяным чаем. Не забывай, что на поверхности стекла непрерывно выделяется конденсат. Поэтому, когда ты вдумчиво вчитываешься в меню, держа стакан с бесплатным удовольствием в руке, крупные капли незаметно стекают тебе на штаны. На светлые. И расплываются крупными тёмными эротическими пятнами.

В конце концов вежливая девочка в красном, вдоволь наулыбавшись в кулачок над твоими пятнами, предлагает тебе ароматный чай липтон со льдом и Лаймой, и куда-то уносится. Алексей сам выбрал себе какую-то местную «макивару» и ему принесли эту ядовито-зелёную непрозрачную жидкость в розетчатом стакане. По его словам, оказалось вкусно. Я же в итоге ничего не заказывал, мне хватало бесплатного чая и плавающих рядом цветных рыбок – между прочим, в ладонь длиной, не меньше! Но мне принесли липтон…

Стакан был высок, тонок и изысканно прозрачен. На его верхней кромке уютно красовалась надрезанная и деликатно текущая соком половинка зелёной Лаймы. А внутри, в золотисто-коричневатой жидкости, плавают большие куски битого льда (куда ж без них!), длинная металлическая ложка, пакетик чая «липтон» и кусочек гранита… Вполне себе гармонично плавает розоватый кусочек гранита среди кусков льда, и особо ничем не выделяется, только цветом и твёрдостью. Мне стоило определённых усилий выудить из узкого стакана ложечку, чтобы с её помощью выудить на стол этот кусок коренной породы земли.

Когда снова подошла микро-официантка и заменила нам стаканчики жёлтого чая на новые (как пепельницы), мы с Алекеем ненавязчиво обратили её внимание на кусочек гранита – она прикрыла носик ладошками, заулыбалась, захрюкала и, судя по всему, заизвинялась… Вот, дескать, так вышло, у нас такое бывает… Действительно, чего тут страшного – ну попал камушек с мостовой вместе со льдом к тебе в чай, тебе же его специально никто туда не бросал… А может быть, этот камушек приплыл внутри айсберга от самой Антрахтиды, и путь его в твой высокий стакан был тернист и многотруден, так что радуйся!.. Между тем девочка в красном ускользнула, а булыжничек начал как-то неторопливо усыхать, отслаиваясь по краям. Я бы передал свои ощущения от возникших предположений, если бы мог… сделать это словами…

Уже когда мы пришли из кафе, наш русский коллега Иван Марин широким жестом махнул рукой и успокоил меня: это, мол, такой специальный камушек, вроде цветной пемзы, его всегда здесь кладут в чай. Так что аналогия со свиными костями, обнаруженными на дне пивной кружки другим нашим коллегой годом ранее, успеха не поимела.

Навязчивый сервис поджидает тебя и днём, и ночью. Но, когда Солнце исчезает за горизонтом безо всяких тропических закатов, и просто стремительно темнеет, сервис становится более активен. Ты идёшь по улице и тебя то и дело окликают люди на мотобайках. «Хеллоу!» Вежливо окликают, но звонко, чтобы ты услышал. Ты можешь не отвечать на это приветствие, если не видишь его автора. Если он – или она – услужливо подкатывается к тебе спереди, вежливо улыбнись и мотни головой – «не нужен мне твой мотобайк, не надо меня никуда везти». Если после этого не отстанет, а будет ехать рядом и негромко предлагать свои услуги, можно добродушно объяснить, что ты русский и никакой ты не турист, и главное – хочешь идти пешком. Вот так, пешком, можешь пальцами перебрать в воздухе – поймут. Как правило, после этого извозчик вежливо проезжает дальше. Здесь мало кто на кого ругается, только при крайней надобности.

Впрочем, иногда нужда в жёстком слове возникает. Например, несколько дней назад, мучаясь душевным томлением, я пришёл на пляж и разлёгся на изящном деревянном шезлонге под грибком из сушёного тростника. Лежал, думал, смотрел на рвущийся пеной прибой, слушал музыку из раскинувшегося выше по берегу кафе для иностранцев. В самом кафе я не был, такие места мне не нравятся – это финансовые раздевалки для туристов. А вот шезлонг на пляже от такого заведения – самое место для душевно утомлённого енота. В отсветах коптящих бензином факелов, под грациозное танго, плывущее в океан, и под рёв океанского наката.

И всё было бы чудесно, и даже группа немецких студентов, задумчиво роившихся чуть ниже на берегу и слегка шумевших, была как раз к месту… Не к месту был голос из темноты слева. Голос елейно взывал привычное «Хеллоу», а также издавал чмокающие и присасывающие звуки. Я – добрый. А ещё очень вежливый и всегда спокоен на вид. Поэтому далеко не сразу счёл необходимым развернуться в сторону предлагавшего свои услуги педика и объяснить ему голосом диктора главного государственного канала, что русские водолазы не нуждаются в услугах таких, как он. Только после этого юноша исчез. А я встал и медленно пошёл вдоль полосы прибоя, слегка утопая в мокром песке. Откуда-то сбоку на параллельный курс вышел ещё один романтически настроенный носитель вредной привычки – столь же молодой и изящный, как первый. Этот понял мою концепцию только с третьего раза, но всё же удалился.

Сигареты, сувениры и открытки тебе предлагают на каждом шагу, ночью – активнее. Чтобы не потратить зря хорошие деньги, вежливо качаешь головой.

Город светится ночью. Не так, чтобы очень ярко, но светится: открытыми, то есть вообще без передней стены, холлами отелей, где ты можешь запросто разменять 10 долларов на 150000 местных тонго… Светится магазинами, забегаловками и интернет-кафе. Тускло светятся фруктовые и бутербродные киоски, светятся фары мотобайков и глаза грызунов, снующих под заборами… Тебе всюду что-то предлагают: с места и в движении. И ночи стоят тёплые и безветренные. А ещё повсюду запахи! Это невероятное сочетание витающих в воздухе ароматических масел, фруктовых ароматов, бетонной сырости и тяжёлых алкалоидов. Когда заходишь в Интернет-кафе, там стоит густой запах какого-то растительного сырья. У меня есть подозрение, что пахнет маслом, которым густо мажется вьетнамская молодёжь… Или это они сами так пахнут? Не так давно я начал чувствовать запахи, причём тонко и все подряд – после девятилетней блокады обоняния. И теперь, очутившись в насыщенной ароматами тропической стране, вкушаю по полной. Не все запахи здесь приятны, от многих воротит сразу, но так устроены здесь ночные улицы. Запах – это компонент ночного Вьетнама.

…Пространство обрушивается на крышу интернет-салона с грохотом, от которого глохнут уши и тают прочие звуки!!! Вбегает мокрый подросток – этот успел и промок не до нитки. А на улице происходит Армагеддон… Это не струи дождя, это сплошной поток воды с ночного неба, накрывающий всё и проходящий по асфальту брызжущей волной. И прекращающийся столь же быстро, переходя в редкий тёплый дождик. Пока я размещал в сети фоторепортаж, грохот накрывал пространство трижды. Выходить на улицу было несколько тревожно. Но, с другой стороны, это же всего лишь вода… И даже не тайфун. Вот если придёт цунами, мы поплывём, причём все вместе. А так – всего лишь гигантское ведро небесной жидкости обрушивается на город, а потом течёт по улицам тающими ручьями. И так по многу раз за ночь.

После первого часа наступившего наконец уже сезона дождей все уличные заведения обзавелись плотными навесными козырьками. Так что теперь ходить под дождём не обязательно. По крайней мере, в те минуты, когда вода обрушивается сразу тоннами.

Здесь есть русское кафе. Вернее сказать, кухня там вьетнамская, но держит его русский человек Валера – хороший, интересный и яркий. Во Вьетнаме он живёт уже постоянно. Вечером у него собираются не только русские, ибо нас здесь очень мало, а также австралийцы, англичане, французы, вездесущие белёсые немцы и даже ирландцы. С Валерой приятно посидеть за стаканчиком анисовой водки и неторопливо побеседовать о жизни здесь, человек он внимательный и глубокий.

Из напитков в ночном Нячанге самым простым и популярным считается жёлтое пиво «Беа-Хой». Его подают в двухлитровых пластиковых канистрах в тротуарных кафе. На световой день эти злачные места съёживаются или уменьшаются в размерах и торгуют кофе – из пивных кружек. С наступлением темноты столики снова выстраиваются вдоль заборов. Пить беа-хой принято с брикетом льда, занимающим почти весь объём кружки. Поскольку морочить себе горло холодом уже надоело, мы эти брикеты сразу выкидываем. Напиток интересен тем, что пьянеют с него только азиаты, и то весьма умеренно. Эффект проявляется скорее в сонной вялости, или же в чувстве необъяснимой тоски. Так что пить это зелье лучше умеренно.

…Ты прыгаешь с деревянного борта и вдруг попадаешь в тёплый концентрированный формальдегид, брызгами ударяющий во все стороны и паром забивающий лёгкие!!! Адское жжение по всему телу… Насморк вышибает одним ударом через уши!!! Глаза вылезают из орбит, фиксируются летучими парами… и привыкают. Ты прошёл крещение водами залива Нячанг. Ты просто прыгнул в солёную воду Южно-Китайского моря без снаряжения. И вот ты уже плывёшь, преодолевая ненавязчивое, но сильное течение, обратно к деревянному пароходику, чтобы вылезти на палубу посвежевшим и мокрым. А прямо под килем висит в толще воды небольшой юркий кальмар – и смотрит на тебя во все глаза примерно с тем же интересом, с каким марсианин смотрел бы на коммуниста, буде такой оказался поблизости.

Хотя, конечно, людей в море здесь существенно больше, чем коммунистов на Марсе. Повсюду снуют рыбацкие лодки, временами у берегов проносятся белые катера с туристами, на рейдах стоят большие и малые пароходы, танкеры и сухогрузы. Иногда появляется гигантский белый австралийский суперлайнер, по сравнению с которым все здешние судёнышки кажутся микроскопическими. Ранним утром пристань в порту на южной оконечности города переполнена деревянными пароходиками дайв-центров. Их тут откровенно много.

Сейчас сезон дождей, так что солнечно и приветливо только днём, а скоро будет лишь в первой половине дня – так прогнозируют очевидцы. Во многих местах на акватории, где летом прозрачно и дно песчаное, сейчас на дне скапливается ил и толща воды проглядна только у поверхности. Поэтому туристов не много. Только упорные англичане и немцы ретиво таскают по утрам своё снаряжение по лестнице на пристань, загружаясь на свои клубные пароходы и выходя в море на тренировку.

У нас задача проще – мы ловим бентос с маленьких синих деревянных пароходов с вьетнамской командой на борту, малюсеньким таганком-камбузом на корме и чопающим двигателем. И тоже ранним утром загружаемся на такие вот пароходы, предварительно испив горячего кофе со сгущёнкой на портовой площади, откуда открывается роскошный вид на уставленную дайв-ботами пристань. А потом выходим в залив Нячанг и рыщем в его многочисленных проливах. Но это уже следующая сказка.

---

Второе письмо из Вьетнама...

Здравствуй…
Моя сегодняшняя история будет посвящена тому, как устроен этот мирок с теневой стороны. Мирок – это, во-первых, сам тропцентр как он есть. А во-вторых – это город Нячанг после того, как его окутывает ночная мгла… ближе к шести часам вечера.

Доводилось ли тебе слышать, читать, смотреть муви про колониальные гарнизоны, размещённые в джунглях? Люди, подолгу живущие в таких местах, испытывают дефицит общения с теми, кто с родины.

Можно себе представить: живёшь ты со своими немногочисленными подопечными долгие месяцы среди туземцев, и общаешься преимущественно в своём кругу, и климат кругом постоянно не тот, к которому ты привык за долгую жизнь, и всё вокруг одно и то же, и проблемы одни и те же… Вот откуда они возникают – тоска по родине и лёгкая раздражительность.

Конечно, тропцентр – организация не целиком военная. То есть вьетнамцы здесь военные все, и большинством контрразведчики, а вот среди русских есть и гражданские специалисты. В том числе начальник с русской стороны – Виктор Константинович Нездолий – вполне себе «пиджак», светский ихтиолог. Но это ответственное лицо, долгое время беседующее с военными. Поверь, это накладывает свой отпечаток. Причём на все черты поведения, характера и речи. Он замечательный, вдумчивый тверской интеллигент, но ему выпала нелёгкая доля всем этим хозяйством тут заведовать. И я могу это понять… Покуда хватает душевных сил.

В первый вечер нашего знакомства, когда довелось нам сойти с поезда в восемь вечера на перрон Нячанга и доехать сперва до гостиницы, а затем до жилой фазенды русской части тропцентра, Виктор Константинович принял нас у себя на веранде… или как тут называется первая комната виллы, где есть большая стеклянная стена… Тогда мы, постепенно знакомясь и входя в контакт, неторопливо проговорили 3 часа – о новой России, о писателе Викторе Суворове, о военной медицине, об Аральском море, о Центральной Азии вообще и немножко о тропцентре. Устал я тогда от разговора на голодный желудок. И понял, что Нездолий, несмотря на отсутствие погон – и есть тот самый истосковавшийся по родине колониальный полковник, который меланхолично ждал нас здесь…

На следующий день беседа проходила у него в рабочем кабинете. Замечу, что административные, рабочие помещения и гостиница тропцентра находятся на оживлённой городской улице в пяти кварталах от русской фазенды, утопающей в зелени неподалёку от аэродрома… и океана. И вот, расположившись на четвёртом этаже главного административного корпуса, увенчанного верандами и открытыми балконами, в роскошном кабинете Нездолия, мы с Алексеем подверглись инструктажу. Это был трёхчасовой изнуряющий монолог человека, долгое время общавщегося с военными. Причём, в большинстве своём, с военными иностранными…

Расположившись на маленьком квадратном кожаном табурете и широко расставив ноги в высоких матерчатых ботинках, я учтиво слушал, потягивая ароматный жёлтый чай из маленькой чашечки. Мы проявляли понимание, мы принимали во внимание, мы смотрели серьёзно и снисходительно кивали глазами, когда того требовали детали проповеди. Или, скорее, массированной заповеди… к концу которой уже чувствовали себя опытными офицерами, направленными в тропический гарнизон в долгую командировку… Мы были готовы учтиво общаться с иностранными коллегами, не пить и выпитым не пахнуть, выглядеть подтянуто и строго, не поддаваться на бюрократические и прочие провокации союзников, быть предельно бдительными на улице и проявлять разумную инициативу. И ещё Алексей был уже предельно готов заполнять кучу всяких бумаг, поскольку без этого ничего в тропцентре добиться нельзя. Я никогда не думал, что вьетнамская армия устроена столь строго и так глубоко обюрокрачена.

На завершающем этапе проповеди мы с Алексеем попросили присвоить нам капитанские звания – на всякий случай, для тонуса. В ответ добродушный и словоохотливый Виктор Константинович рассказал нам о том, что к нему часто обращаются его офицеры с подобными ходатайствами… но он человек глубоко гражданский и всей этой кухней не заведует. А на вид уже вполне себе колониальный полковник: невысокий, коренастый, пожилой, но крепкий, с аккуратной белой бородкой уголком и столь же аккуратным, ровным до миллиметра квадратным ёжиком жёстких белых волос… С тяжёлыми руками и цепкими, пытливыми, но безмерно усталыми глазами человека, привыкшего к провокациям, бюрократии и ответственности.

Если мой рассказ ещё не слишком утомил тебя своей напряжённостью, добавлю, что в тот же день – после периода полуденного сна, распространённого здесь, как у нас ночь – состоялось официальное представление нашей с Алексеем программы научных работ... На собрании высших офицеров тропцентра. И это было единственное из первых ознакомительных мероприятий, на котором я ни словом не обмолвился о своём военно-медицинском прошлом. Чтобы не вызывать лишних вопросов. А так всё прошло как в штабе округа на международных переговорах: «слово предоставляется доктору Сапожникову, Институт океанологии РАН, Москва… вопросы к доктору Сапожникову?» Удивительно и здорово, но на этом собрании я смог-таки ввернуть всему здешнему руководству тему заключения официального договора с нашим Институтом, поскольку без этого Флинт нас больше сюда не пустит.

Общаясь с другими обитателями тропцентра, живущими здесь изнурительно долго, я понял одну простую вещь. Человек на протяжении длительного времени общается в замкнутом кругу и постоянно выполняет круг своих должностных обязанностей. Здесь – строгих. Чтобы избежать провокаций. И настолько он тесно запирается в этот нехитрый и утомительный круг повседневности, что сам его понятийный уровень замыкается на предметах и явлениях, которые он видит или делает ежедневно. И вот хочется ему с тобою поговорить – о чём угодно, и душу он готов тебе излить (вполне возможно, всю, что наболела), а получается у него только о том повседневном, что за рамки инструкций не вылазит. Нездолий может часами инструктировать и стращать в развёрнутой форме. Завхоз – столь же долго и вдумчиво сдавать под опись имущество и обсуждать наболевшую тему вьетнамского воровства, проникающего на территорию фазенды незаметно и таскающего деньги и мобильники. Я могу это понять, но… Я с огромным трудом слушаю, как люди кропотливейшим образом по многу раз подряд описывают свои тревоги, то и дело прибегая к инструкциям и спискам матценностей. Без инструкций – запросто, а так у меня за неделю уже ноги подкашиваются. Господь создал меня вежливым.

Но плюсы нашего пребывания есть и их тоже много! Потому что весь двор русской фазенды усыпан крупными желтоватыми цветками удивительно пахучей магнолии… Один из них я прикрепил на шляпу и полдня был уверен, что он всё ещё там.

Мир прекрасен, ибо сегодня нас наконец уже переселили из гостиницы на эту самую фазенду в уютную виллу через дорогу от океана, и теперь у нас с Алексеем есть свой небольшой, но уютный дом с комнатами, фиолетовым абажуром над столом с мягкой скатертью, длинными шторами на больших окнах, а главное – собственной кухней, где я смогу наконец уже жарить кальмаров на шкворчащей сковороде, поливая их кокосовым маслом и урча от удовольствия…!!!

А ещё возле наших окон растёт большое дерево с ярко-оранжевыми плодами, похожими на помесь апельсина и плода какао. Некоторые плоды уже валяются на земле, упав и разбившись в зернистую рыжую мякоть. Я подобрал самый целый из плодов и обошёл всех, кого удалось застать, спрашивая, съедобно ли это. Завхоз подробно объяснил мне, что это плод яичного дерева – вкус его мякоти напоминает желток, а потому употребляется с солью и выедается ложкой. Вот только они его здесь не собирают и не едят. Поэтому дерево иногда обтрясают юркие вьетнамцы. Удивительно!!! На дереве растут живые растительные яйца, а их никто не ест! Я найду применением этим роскошным плодам. Мне бы ещё найти сосисочное дерево и бутылочное – чтобы росли на нём бутылки с чаем липтон, желательно с лимоном. То есть с маленькой зелёной лаймой, заменяющей в этом краю лимон. Я с удовольствием уплетаю эту лайму, разжёвывая половинки и не морщась. Не понимаю, отчего в Бразилии проводят конкурсы на устойчивость лицевой мимики к жеванию лаймы? Кислый, но ароматный фрукт. А про чай липтон и всё, что с ним сегодня было связано, я расскажу тебе чуть позже.

@темы: творчество друзей

---

Впечатления о Вьетнаме....

Один мой близкий приятель уехал во Вьетнам... по работе. И пишет шикарные дневники-письма. Не могу не выложить несколько особо интересных.





Итак, сказка первая.



Вот так люди и становятся комиками, циниками, неисправимыми романтиками… «Параноиками», добавляет Алексей. Мы третий день на другом краю Земли. В данном случае первым краем – вот уж воистину краем! Ибо крайности там не в ходу, они в обиходе – является наша родная Москва. А другим краем – побережье залива Нячанг на южном побережье Вьетнама. Здесь по улицам ездят девушки на мотобайках, на асфальте раскалывают глыбы льда, чтобы наполнять стаканы большими кривыми осколками, а затем заливать туда холодный жёлтый чай, зубастые торговки продают на рынке больших сосредоточенных жаб и маринованных медуз, по стенам бегают гекконы… А на краю уже этого пространства ревёт, вставая на дыбы над отшлифованным перемытым пляжем, Тихий океан. Он страшен. Поверхность хранит гигантские волны, они плавно накатываются на берег и забуруниваются с грохотом, бурые от поднятого песка.

Вчера на рассвете мы с Алексеем позавтракали прямо на тротуаре популярной здесь лапшой с мясом, и отправились пройтись по берегу. Ему очень захотелось искупаться – и я могу это понять! Если бы не мучившая меня абстиненция вкупе с острым недосыпом, я бы тоже отправился купаться. Вот только они меня мучили и делали это методично и с удовольствием. Поэтому Алексей скинул футболку и побежал купаться в ревущие трёхметровые буруны один. Его несколько раз вынесло на берег, он ходил обратно снова и снова, вкручиваясь в волны, а потом ещё долго полулежал, отплёвываясь, наполовину уйдя в песок там, где волна уже просто зализывала берег гигантскими кружевными нахлестами. А по берегу бегали маленькие пёстрые крабики. Я не скажу, что это были за крабики, ибо здесь их сотни видов и пока что я не умею их различать. Но могу точно сказать, что именно эти шустрые твари роют норы в песке вдали от воды. И там прячутся.

Когда мы потом шли до гостиницы Тропцентра по оживлённым в 5 утра улицам Нячанга, а идти нам выпало три квартала, никто не обратил решительно никакого внимания на пару белых людей, один из которых был босиком, в мокрых шортах и нёс в волосах около килограмма крупного океанского песка. К слову сказать, потом этот песок покрывал кафель в душе почти ровным слоем. Так что прибой здесь качественный, хорошо прибивает… надёжно.

Теперь несколько слов о лапше. В первых этажах здешних узких домов, выходящих фасадами на тротуар, сплошняком расположены магазины и кафе. Но это вовсе не означает, что поесть нельзя и прямо на тротуаре. Для этого стоят лоточки вроде наших привычных с хот-догами, или просто жаровни с котлами и противенями. А рядышком – несколько совсем низеньких пластмассовых столиков, напоминающих скорее ящички, и россыпь совсем уже маленьких стульчиков – на взгляд европейца, так просто детских.

И вот ты разваливаешься непринуждённо за таким вот грязноватым ящичком на таком вот стульчике, уместив на него свой зад, и тыкаешь пальцем в то, что хочешь съесть. И все счастливы уже оттого, что ты выбрал именно это кафе. Ну, это мы так называем, у них есть другое обозначение для таких местечек. И тебе приносят и ставят всю заказанную еду прямо на ящичек, вручают деревянные палочки и ты с удовольствием ешь. Ещё приносят соус, как правило весьма острый, и пиалушку с зелёным супчиком из каких-то листьев. Но эти два предмета сервировки есть не обязательно. В особенности, если ты не собираешься потом много и сосредоточенно пить.

И кстати, кофе, который ты можешь выпить на другой стороне улицы за другим похожим ящичком, тебе нальют в длинный стеклянный стакан и ложкой напихают в него тягучей сгущёнки. Замечательно, просто, дёшево и сердито. Это не рай для эстетов, ибо для них есть вполне цивильные рестораны. Зато это почти рай для таких вот, как мы.

Здесь очень много магазинов, где можно купить мотобайк. Это помесь мотоцикла с мотороллером. Довольно удобная. А в ряде модификаций – симпатичная. К тому же мотобайки стоят повсюду на тротуарах, ожидая хозяев. И, наконец, местные жители непрерывно снуют на них по проезжей части. Машин в привычном понимании здесь совсем немного, все ездят на двухколёсном. В принципе, правила движения есть, но ездят все так, как кому удобно – и не задевают друг друга. Когда ты переходишь дорогу, делай это неторопливо и уверенно. И тебя объедут.

Ездят все, но большей частью молодёжь. Или её здесь просто больше на улицах? Многие девушки ездят в платках, плотно укрывающих лица до глаз, и в широкополых белых панамах. Это здешняя дань моде и гигиене. Считается, что от пребывания на уличном воздухе портится кожа. Потому ездят они ещё и в длинных перчатках.

Мы с Алексеем тоже хотели обзавестись мотобайками… но в этом сезоне руководство Тропцентра запретило пользоваться этим транспортом всем, у кого нет прав на вождение вьетнамского образца. Конечно, можно заказать их оформление и сдачу экзамена по вождению, но это растянется очень надолго. Вьетнамцы много и с удовольствием говорят слово «соудом» - «потом». А мы, к лету не успевшие, можем этот «соудом» и не застать, ибо наше пребывание здесь не вечно.

Конечно, можно приобрести в аренду мотоциклетные средства с объёмом камеры сгорания не более 50 кубиков. На них прав не требуется, Тропцентр одобряет. Я даже пытаюсь представить себе, как именно могут выглядеть эти чудесные легковесные железные кони… потому что в продаже здесь таких нет. И, скорее всего, мы не сможем их купить именно по этой причине. А было бы симпатично рассекать мне по улицам Нячанга на лёгком и практичном, изящном в обводах, примерно как у той проехавшей мимо «камбоджу»… недорогом мотобайке.

Скорее всего, мы с Алексеем тупо купим по велосипеду. Потому что в гостинице на территории рабочего комплекса Тропцентра мы проживём ещё дня полтора-два, а потом нас переселят в обитаемый жилой комплекс в километре отсюда и ходить туда-сюда в течение дня по несколько раз. Нужен хотя бы велосипед.

Безусловно, есть услужливые вело- и мото-рикши, готовые ехать за тобой по улице долго и занудно, предлагая свои услуги… И это даже не слишком дорого стоит… Но плюхаться в укрытое грязным пледом железное корыто не хочется. Особенно в светлых штанах.

А ещё, как в любом уважающем себя городе, здесь есть рынок. Не слишком большой, но весьма рассыпчатый. По окраинам этого запихнутого в несколько улиц торгового пространства повсюду навалены груды тропических овощей и фруктов. Я узнаю среди них только апельсины и помело… А между тем, тут одних цитрусовых видов 10… И плоды кактусов, напоминающие большие малиновые шишки, и увенчанные красными колючими шариками ветки дерева личи… Берёшь такой шарик, разрезаешь его оболочку по кругу, а внутри у него полупрозрачное мягкое яичко с крупной съедобной косточкой посерёдке… И какие-то зелёные плоды размером с яблоко, по форме напоминающие землянику, только очень жёсткую… Изредка попадаются яблоки.

А вот в центральной части этого рынка грунт бетонный, мокрый и потолок навесной шатрами раскинут. Здесь продают дары Моря. Огромные чаны с уплотнившимися от маринада белыми медузами, аккуратно разложенные в тазах серо-зелёные креветки всех размеров и форм… Большим голубым крабам здесь перевязывают скочем клешни – и вполне понятно, почему. Зеленоватых двустворчатых моллюсков держат в плетёных корзинах, а крепеньких ребристых моллюсков-анадар, именуемых в здешнем просторечии «красными улитками», перекладывают кусками всё того же битого льда. Угри извиваются в тазах, а прилавки пестрят самой разной рыбой. И на тех же прилавках возлежат босые торговки, здоровенные по местным меркам бабы.

Замечу, что народ здесь большинством своим не слишком высок ростом и крепок в кости. Есть много людей, едва возвышающихся головой над пряжкой моего пояса. Но, поскольку они либо где-то сидят, либо рассекают на мотобайках, это нивелируется.

На рынке можно выпить сладкого тростникового сока. Опять же, за ящичком возле соковыжималки.

Наибольшее впечатление произвели на меня большие бурые жабы в плетёном садке. Уплощённые, с широко скруглёнными головами и чёрными блестящими глазами. Они сидели тесной группой, не шевелясь и практически не дыша. И читалась у них в этих чёрных глазах такая обречённая сосредоточенность, что у меня мороз прошёл по сердцу. Чувствительный я стал, сил нету… Выживу ли я с такой чувствительности к чужой боли на этом Свете? Не знаю. Да ещё акклиматизация проходит у нас с Алексеем как-то странно и недобро, тревожно нам всё время и руки дрожат, а сердце работает неровно. Кладёшь голову на подушку в гостинице, где кондиционер, деревянные жалюзи, рассеянный свет и прохлада, и вдруг ощущаешь, как она затылком по этой подушке скачет – это сердце бьётся. И ещё нет у меня ощущения, что я на Дальнем-предальнем Востоке… А возникает иногда иное ощущение, будто бы это город Кемер на южном берегу Турции, жара и солнце через край… И всё, что тогда с этим было связано. И вот тогда уже такое со мною начинается, что хоть святых выноси, хоть молись им всем сразу неистово.

А по ночам над пустеющим городом перелетают с пальмы на пальму огромные летучие мыши, тёмные в рассеянном свете фонарей и бесшумные абсолютно. Ко многому мне предстоит привыкнуть в этом городе. И адаптироваться. Хоть и говорит Алексей, что я на вид адаптировался здесь ко всему очень быстро. Да, конечно, Азия – она повсюду в чём-то одинакова, но в такой как именно здесь я впервые. И в такой ситуации, как у меня сейчас, тоже. Но я обещаю, что я адаптируюсь. И перестану подсознательно бояться ночи, наступающей в 6 вечера.



2 ноября 2006 года

Нячанг

@музыка: что-нибудь ностальгическое...

@настроение: хорошо....

@темы: творчество друзей

---

моя кошкомания....

В моем доме поселились тайцы. Целая семья. Со своими уставами привычками. Живут уже несколько поколений.... Ну и несколько подобранцев. Тайцев и нетайцев...

Вот мой основной кот производитель - Хронос (вверху)

Вторая морда (в серединке) - Аляпка. Кошка, спасенная с улицы. Торти пойнт. Редкость и любимая жемчужина....

Третья голова - кастрат Нэко-Муаррр. Сын Хроноса и жуткий симулянт. Мышеед.





Кошачье семейство с тремя усыновленными силиками...

@темы: коты, мой питомник

---

про кота

Так случилось, что потребовалось моя помощь в пристройстве персидской животинки мужского пола. Кот. 10 лет. Шиншил, в смысле шиншиллового окраса. Но сейчас еще и бритый.













Качество ужасное, но состояние зверя передано верно. В пятницу сделаем новые фотки.



Вот еще:













Это уже пятница. У кота все еще глисты и теперь еще глаз запаршивел. Оставлены на конюшне: капли для глаз Ирис, пузырек Гамавита, глистогонное для котят - понежнее и понадежнее... Оборудовали теплое место из коробки и моей старой дубленки...

Завтра еду туда. Будут новости - напишу...

@темы: коты, пристройство

---

начало

Вот и у меня появился дневник. Потихоньку буду осваивать...